Только одного «Господь просит у властей», а именно: «творити ему суд и правду и любити милость», власти же «человек судити не хотят во что поставлени», а вступаются во что не поставлены: «К таковым Господь глаголет Исаием пророком: Поста вашего и праздников не хощу и приношения ваша ненавидит душа моя».
Можно указать на параллели, существующие между идеями «Послания» Шишкину Зиновия Отенского и «Словом о неизг- лаголенном Божии промысле…» Максима Грека.
В названном «Слове» Максим грек развивает тему о праведном суде. Он обличает сребролюбие и лихоимание «посылаемым от благовернаго царя во граде судиям и анфипатом (анфипат — проконсул; по–видимому, Максим Грек пишет о наместниках)«[643], т. е. именно ту категорию лиц, к представителю которой обращено «Послание» Зиновия. У Зиновия сказано, что ни следования канонам, ни соблюдения постов не требует Бог от властей, но «точию суда и правды и милости», подобно тому как мы читаем у Максима Грека, что властям Бог «ни едину ину добродетель свою, ни день, ни бдение всенощное, ни молитву многосрочну, ни слезы предлагает на умоление страшного Судии, но точию сие, что правым судом и правдою судил уверенным ему людем Божиим»[644].
Эта идея прочно входила в литературный обиход Максима Грека, и в другом своем сочинении «Послании царю Ивану Васильевичу» он еще определенней писал: «Да ничтоже предпочтеши паче правды и суда Царя небеснаго… Добро убо, добро воистину и вельми спасительно молитва и пост!.. Но аще лишатися прежде реченных выше добродетели, аки ничтоже вменяются пред праведным Судиею»[645].
Возвращаясь к личности Я. В. Шишкина и отношению к нему Зиновия, отметим, что недовольство Зиновия имеет в виду вмешательство государева дьяка, мирского человека, в «духовные» дела, что позволяет предполагать намек на практику вмешательства со стороны Шишкина в область феодальных привилегий церкви.
Но было бы неправильно ограничивать полемический прицел Зиновия одной церковной политикой представителя государственной власти.
Упреки в сосредоточенном внимании к области «духовного», которыми пестрит «Послание» Зиновия Шишкину, наводят на мысль, что в своей практической деятельности государев дьяк руководствовался не простым формальным следованием нормам, установленным Судебником, но стремился осуществлять эти нормы на высшем уровне моральных принципов, как он их понимал. Может быть, поэтому в своем послании Зиновий напоминает Шишкину, между прочим, и о Судебнике: «Суд бо милости не имать и пригоже, государь, вскоре судити и правити и обвинити и казнити продажею исцовою и Судебником». В этом отрывке Судебник противопоставлен «милости», а это противопоставление не случайно. Явно отвечая Шишкину, не желавшему без тщательного расследования («обыска») приводить тяжущихся к крестному целованию, Зиновий писал: «и то не добродетель, но знамение немилосердия и лености прикрышка, что исцом не дати земские правды да волочить». Религиозные интересы, близкие Шишкину, легко могли привести его к открытию в Библии аргументов в пользу дорогой ему «добродетели» «милостивого суда». В «Послании» Иакова прямо утверждалось: «Суд бо без милости не сотворшему милости и хвалится милость на суде» (II, 13). Зиновий отвечает на этот текст из «Послания» Иакова, истолковывая его в том смысле, что «Божии книги» велят миловать правого, а не вообще требуют милостивого суда. В противоположность взгляду Шишкина Зиновий утверждает: «а Святое Писание сказывает: суд милости не имать; а только имать миловати виноватого, то не помилует правого и огрубит ему, что велит миритися, и казнит его тем, что его волочит. Про то, государь, Божия книги пишут так: суд есть без милости не сотворшему милости. И еще пишет: хвалитца милость на суде. Смотри, государь, Божиих книг, как велят творити суд и виноватого миловати не велят, пишут: суд милости не имать. Так же, государь, только не миловати правого ино запрещают и пишут: суд есть без милости не сотворшему милости».
Для Зиновия понятие гражданского закона в конечном счете растворялось в понятии закона божественного. Во всех случаях законопреступления нарушался божественный закон. Сутью наказания являлось поэтому отмщение нарушителю божественных заповедей. Наказание выступало как месть, и любые человеческие соображения об обстоятельствах преступления и тем более о личности преступника входили в понятие «милости», что казалось Зиновию крамолой, едва ли не ересью. Конечно, Зиновий не называет в своем «Послании» Шишкина ни крамольником, ни еретиком, к чему и не было никаких оснований. И все же от нас не должна ускользнуть примечательная психологическая деталь. К какому источнику потянулись руки недавнего ученика Максима Грека в его ортодоксальной отповеди дьяку Шишкину? Источником, навеявшим Зиновию его отповедь, оказывается отрывок из Иоанна Златоуста, включенный Иосифом Волоцким в «слово» об осуждении еретиков! Сопоставим памятники:
«Послание» Зиновия Шишкину «Просветитель» Великий Иоанн Златоуст пишет так: только по воли Божьей убийство кто сотворит, и то убийство больши всякой милости пред Богом, а только не по воли Божии милование кто сотворит, и та милость злее есть всякого душегубства пред Богом. Да к тому послушество приводит, коли Саул царь изымав Ага- га царя пощадил и Самуил пророк пред Саулом того Агага но- жем заколол, и за то Агагово пощадения Господь Бог того Саула от царства изринул. А егда Ахав царь ассирийского царя поймав отпустил, и в то время пророк Божий пришед к человеку веле себя бити и человек тот побоялся бити пророка, и не бий, а за то того человека лев съел по слову пророчю: и пророк иному человеку велел себя бити, и той человек бил его и розби ему лице, и тому человеку спасение даровася. Не бивый, государь, пророка погибе, а бивый пророка спасеся. Наказует и учит священный Златоуст сице глаголя: «Еже убо по воли Божии бываемо, аще и озлобити мнится, всех есть добрейши, а еще чрес волю Божию и не угодное оному, аще и изрядно быти мнимое всех есть злейши и законопреступнейши. Аще убиет хто по воли Божией, человеколюбия всякаго есть лучшии убийство оно. Аще и пощадит хто, человеколюбьствуя чрес угодное оному убийства всякого непреподобней- ши будет то пощадение: не естество бо вещем, но Божии судове добра и зла сия быти творят». Да новыкне- ши, яко се истинно есть, послушай реченных. Пощади некогда чрес божественную волю Агага, царя амали- кова, Саул царь израилев, и за се пощадение приат от Бога, осужение, и не точию сам, но и все семя его. Тако же царя асирийска Адера ем Ахав, паче угоднаго Богов и снабде, и со многою отпусти его честию, и пророка некоего посла Бог ко Ахаву глаголя: «Тако глаголеть Господь: яко отпустил еси ты мужа губителя от руки твоея, душа твоя вместо душа его, и людие твои вместо людей его». Подобно же сему пророк некий пришед ко искренему своему: «Словом Господним бий мя», и не восхоте человек он бити его, и рече к нему: «Занеже не послуша гласа Господня, се ты отидеши от мене, и поразит тя лев», и отиде от него и обрет его лев, и порази его. И обретает человека иного и рече: «Бий мя», и бий его человек той, и сокруши лице его. Что убо будет сего преславнейши, — бивый пророка спасеся, а пощадевый мучен бываше?[646]
Для тех, кто помещал источник нравственного в потусторонний мир, логично было настаивать на «суде Божьем» и объявлять вредной канителью и «милостью, злейшей всякого душегубства» взыскательное изучение каждого судебного казуса, принимая во внимание сопровождавшие его обстоятельства, учитывая в наказании и его нравственное значение. На последнее указывал еще Максим Грек, правомерно обращаясь к авторитету Менандра: «к подручником кротость растворена со устрашением государским на исправление их, а не на погубление»[647]. Здесь наказание уже не выступает как месть.
Мы ссылались выше на неизвестного писца конца XV в., толковавшего суд «по правде» как суд, руководствовавшийся «и разумом и душою». Но в адрес Шишкина мы читаем у Зиновия Отенского: «А еще, государь, судия не души поставлен судити, но дел их судити поставлен».
В этих словах Зиновия мы видим указания на самую суть правовых воззрений Шишкина, не отделявшего человеческих поступков от личности преступившего, а наоборот, принимавшего во внимание при рассуждении тех или иных дел совокупность индивидуальных обстоятельств и особенностей.
Взгляды Шишкина были прогрессивными, но не являлись исключением по отношению к общественно–правовым идеям публицистов его времени. Во–первых, круг применения Шишкиным своих взглядов следует, по–видимому, ограничить областью гражданских дел. Что же касается уголовных дел, «лихих дел», непосредственно угрожавших феодально–государ- ственным интересам, то расхождения между взглядами Зиновия и Шишкина в этой сфере вряд ли были велики. «Послание» имеет в виду судебную политику Шишкина в гражданских делах и вопрос об уголовном судопроизводстве обходит. Уже сразу по прибытии в Новгород Шишкин дал почувствовать волновавшемуся населению «крепость» государственного закона, что выразительно отмечено летописцем.
